Опять пришел бурный, революционный март,
гроза всех тиранов и деспотов, гордый, несущий с собой надежду
угнетенным народным массам святой символ свободы и счастья. Опять пришел
красный Март, оплодотворенный кровью, красной горячей кровью, золотые
поля свободного будущего, поля, на которых возрастет гордое свободное
человечество.
Зима, холодная, неприветливая,
реакционная, борется в последних своих судорогах за свое господство, но
победоносные лучи теплого весеннего солнца уничтожат силу ее тирании.
Март! Кровь льется быстрее по жилам, и в
сердцах молодежи горит священный огонь революционных страстей.
Мартовские мысли! Как бурно бьется сердце в груди!
Старые воспоминания пробуждаются снова,
воспоминания о тех гордых святых днях, когда заря молодой народной весны
разлила свой пурпурный свет над мятежным городом Парижем.
Глаза блестят, необыкновенная жизненная
энергия проникает все твое существо, губы дрожат, и хочется петь песню
ненависти и борьбы, песню любви и надежд.
Старый коммунар вынимает свое
заржавевшее ружье из потаенного угла, стирает пыль с дерева и железа. И
горячие слезы льются на его седую бороду при этой работе. Он кладет свою
иссохшую руку на плечи своего сына и говорит:
«Это было 18-го марта 1871 года, мой
сын! Этот день – гордость и надежда моей молодости, сладкие воспоминания
моей старости. Кровавый трон разбойника Наполеона был разрушен,
разрушен нами, революционным народом Парижа. Ах! Как красив был тогда
гордый Париж, могучий среди всей Франции. На крышах его домиков
развивались красные знамена., символ свободы, равенства и братской
любви. По улицам его двигались вооруженные толпы рабочего люда, и все
себя чувствовали как братья и сестры одной великой семьи. Каждый верил,
что светлая мечта свободы и всеобщего счастья, наконец, осуществлена и
что тысячи надежд на будущее превратились теперь в действительность. Но
произошло совершенно иначе, мой сын! Светлые мечты скоро исчезли.
Реакционеры всех направлений оставили Париж и собрались в разбойничьем
гнезде, в Версале. Там они организовали борьбу против революционного
города и послали продажных солдат против великого, свободного Парижа.
Парижанский пролетариат очнулся от своего прекрасного сна и светлой
мечты. Он тотчас увидел опасность и решил бороться не на жизнь, а на
смерть с солдатами тиранов. «Да здравствует Коммуна!» — это был клич,
который двинул нас на баррикады защищать нашу жизнь и свободу. Как
львица борется, защищая своих детей, так Париж боролся, защищая святое
тело свободы. Мужчины, женщины и дети схватились за ружья для борьбы с
реакционной разбойничьей бандой Версаля, которая хотела саблями и
пушками раздавить стремление революционных рабочих Парижа к свободе.
Верь мне, мой сын, мы не боялись смерти, и каждый камень Парижа орошен
кровью павших героев. Мы устроили живую крепость и боролись до тех пор,
пока сердца наши не были прострелены пулями из ружей и картечью из пушек
зверских версальских палачей. Покрытые кровавыми ранами, с ружьями,
зажатыми в мертвых руках, так падали великие борцы, загромождая кучами
трупов весь город. Кровавые дни Парижской Коммуны никогда не будут
забыты, мой сын! Писать и говорить о героических рабочих Парижа будут до
тех пор, пока будут существовать на свете люди, которые стремятся к
свободе, правде и справедливости. Коммуна была побеждена: она погибла,
потопленная в крови тридцати пяти тысяч мужчин, женщин и детей. На
кровавых полях Сатори и по дороге, ведущей в Версаль, там пали последние
защитники свободного Парижа. Парижа Коммуны, приветствуя свою смерть
великим возгласом: «Да здравствует Коммуна!». Буржуазия отомстила
парижскому пролетариату, и месть та была кровавая, страшная, варварская,
соответствующая зверству и варварству самой буржуазии. Буржуазия
опозорила свое имя той страницей мировой истории, которая написана
кровью угнетенных и оскорбленных. Трусливые разбойники Галифе, Мак-Магон
и Тьер праздновали кровавый триумф на растерзанных телах павших
коммунаров, на окровавленных трупах тех, которые создают кровью и потом
все богатства и удобства для банды бездельников и паразитов. Да, мой
сын, Коммуна погибла и была потоплена в своей собственной крови, но те
мужчины и женщины, которые похоронены под камнями Парижа, не умерли
даром. Подобно красному туману, их кровь поднялась к небу, и красные
тучи тянутся через все страны. И из этих туч льются красные капли, и
там, где эти капли орошают землю, вырастают острые, блестящие мечи, мечи
для будущих борцов. Я уже стар, мой сын, и силы, которыми я обладал в
своей молодости, начинают исчезать. Еще пара лет, и я засну вечным сном,
от которого нельзя больше пробудиться. Я беден, очень беден! Горе и
страдания стояли у колыбели, в которой я родился, страдания и нужда были
немыми спутниками всей моей жизни, и будут сопутствовать мне до
холодной могилы. Но тут, в моей груди, мой сын, тут, в груди у меня,
горит огонь, бурный как вулкан. Тут, в моей груди, сын мой, горит
горькая смертельная ненависть против всех тиранов и угнетателей, против
всех разбойников, которые отравили мою жизнь и жизнь моих братьев. Эту
ненависть я передаю тебе в наследство, мой сын! Учись ненавидеть их –
тиранов и эксплуататоров человечества, учись их ненавидеть до глубины
твоей души, мой сын. И вместе с ненавистью я даю тебе любовь к свободе,
красоте и человечеству. Вместе с ненавистью я даю тебе мои светлые мечты
и надежды на лучшее и счастливое будущее. Оно должно прийти, будущее
света и свободы. Видишь ли тучи там, на небе? Они блестят, как огонь и
кровь, они тянутся через многие страны и рассказывают геройскую историю
Парижской Коммуны. Теперь у меня есть еще одна вещь для тебя, мой сын!
Возьми это ружье, которое я держу теперь в моей руке: оно покрыто
ржавчиной, но оно не всегда было таким. Когда-то оно блестело и
сверкало, когда-то оно выпускало смертельные пули в ряды наших палачей.
Это было в 1871 году. Возьми ружье, мой
сын! Я чувствую, что оно тебе еще понадобится. Твои руки сильны, твои
глаза чисты и уверенны. Бери ружье, мой сын, не дрожи, будь
хладнокровен, и помни о своих убитых братьях и сестрах, которые пали на
бессмертных баррикадах Парижской Коммуны. Возьми ружье, мой сын, целься
хорошо и пусть пули, выпущенные из него, попадут в самое сердце
тирании».
Перевод: Г. Б.
Голос труда. 1917. №129. С.2.
