Новый век и старый мир: впереди - эпоха мировой социальной революции

Над баррикадой – черно- красный флаг!
Туман клубится. Враг сомкнул кольцо,
Сияя касками, сверкая бронзой блях,
Уж дышит нам с тобой он в лицо...

Постой, товарищ - придержи патрон -
Подпустим ближе, чтоб наверняка,
Прицельным ощетиниться огнем –
Уже немного до последнего рывка.

Мы, чуть пригнувшись, катим пулемет
По утренней и влажной мостовой.
Там, впереди залег десантный взвод
И батальон спецназа за спиной.

Последние минуты тишины,
Отвергнуты условья сдачи в плен.
Без революции и классовой борьбы
Не видеть нам, товарищ, перемен!

Как вестник гнева и души пожар,
Как новый день, как отступивший страх -
Бескомпромиссен, яростен и прав
Над баррикадой черно-красный флаг!

27 апреля 1931 г. в помещении профсоюза строителей в Барселоне собрались представители Национальной конфедерации труда (СNТ) и Иберийской анархистской федерации (ФАИ), чтобы обсудить подготовку к первомайской демонстрации и, в частности, решить, под каким же знаменем выступать. Представитель группы «Черное знамя» Гарсия Оливер предложил объединить черное («анархистское») и красное («синдикалистское») знамена в одно. Так и было решено. 1 мая 1931 г. - спустя сто лет после поднятия черного знамени - анархо-синдикалисты вышли на демонстрацию под красно-черным флагом. К середине 30-х гг. он распространился во всех странах, где имелись анархисты, и заменил собой прежнее, красное знамя. Даже Аргентинская региональная рабочая федерация (ФОРА), традиционно выступавшая под красными знаменами, приняла новый флаг.

Бастионом мирового либертарного движения Испания стала не случайно – пролетарская солидарность и классовая ненависть в этой стране были огромны, и идеи взаимопомощи и самоуправления были глубоко укоренены в ее общинных традициях. Испанские бедняки умели отвечать на насилие - насилием, на хозяйский террор - своим террором. Предметом мечтаний испанских пролетариев и величайшей гордостью тех, кто смог его добыть, было оружие. В Испании почти не существовало штрейкбрехерства. Не было никаких пособий по безработице, и безработные (а безработица в Испании порой достигала чудовищных размеров) жили благодаря помощи товарищей. Многие трудяги были неграмотны, и впитывали идеи анархизма от учителей вместе с получением грамоты. «На столе лежало испанское издание книги Кропоткина "Хлеб и воля", - рассказывает Аугустин Сухи в воспоминаниях об Испанской революции. - По вечерам члены коллектива собирались, и один из них читал книгу вслух. Это было новое Евангелие»…

Такой она была, Испания начала прошлого века. Время, когда, говоря словами современного российского историка, чувствовалось, что солидарность и равенство – вот они, совсем на поверхности, что можно разбудить их взрывом, выстрелом или другим шумом бунта небольшого масштаба. Что мир, где все будут вместе работать и помогать друг другу, существует и в сердцах обездоленных, и в реальной повседневной практике. А значит, нет надобности их «революционизировать» - просто начертим на этой почве руну свободы, и навсегда падет золотое заклятие «желтого дьявола»-капитала.

Но зачем сейчас тревожить тени людей, давно покинувших этот мир? Потому что тяжелый труд, бедность и голод не остались в прошлом, они – наша повседневная жизнь. Ключи от настоящего и будущего хранятся в том числе и в прошлом. Мы задаём ушедшим поколениям вопросы, которые стоят перед нами сегодня.

Когда-то Кропоткин и Бакунин писали, что чем лучше пролетариат помнит общинный коллективизм, тем легче ему бороться за социальное освобождение, новую землю и новое небо. В Испании он еще не исчез окончательно – вроде и франкистской диктатуры давно нет, и страна замирает в тисках диктатуры «демократической», а НКТ всё продолжает плестись в русле буржуазной законности. В той же Каталонии современную ситуацию можно описать одним словом: разруха. Молодежь находится без средств к существованию, из-за приватизации образование скоро смогут себе позволить только богатые, работа в массе своей нестабильная и временная, а между тем Каталония считается самым индустриально развитым и процветающим регионом Испании - легко себе представить, что творится в более бедных областях). Мне не жаль Испанию королей и дворян, инквизиторов и конкистадоров, но где же та, другая Испания, столько раз восстававшая за землю и волю? Может быть, лишь анархисты прошлого были смелыми людьми и смотрели в будущее, а нынешние боятся злить хозяев жизни? Может, их взоры обращены в прошлое, которое они сами для себя мифологизировали, и они уютно себя чувствуют в роли плакальщиков по великой истории? Не сломана ли навсегда, безвозвратно, способность испанской бедноты переходить от протеста к сопротивлению, а с ней и воля к жизни, сила и способность думать?

К счастью, не всё так плохо. В той же НКТ есть самые разные люди, к тому же далеко не все анархисты Испании состоят в ней, да и не Испанией единой. В Греции целое поколение молодых трудящихся ничего не видит кроме того тупикового будущего, которое уготовил им упадок капитализма. Большинству студентов приходится подрабатывать в нескольких местах, чтобы продолжать учебу; как правило, это низкооплачиваемая, неофициальная работа с серой зарплатой, что влечет за собой ущемление трудовых прав, в частности, отсутствие социального обеспечения и неоплаченные сверхурочные часы. Молодые люди зачастую вынуждены жить под родительским кровом до 35 лет, поскольку не в состоянии снимать отдельное жилье. 23 % безработных в Греции составляет молодежь (в возрастной категории 15-24 лет официально незанятых 25,2 %). Эти студенты чувствуют себя совершенно незащищенными: полицейские стреляют в них, образование оборачивается ловушкой, работы нет, политикам они не верят. Охватившая молодое поколение безработица, трудности, с которыми оно сталкивается, вступая на рынок труда, вполне естественно порождают чувство незащищенности и недовольства. Тем временем мировой кризис ведет к новым волнам массовых увольнений. И так за годом год, в разных странах – в Греции и Турции, Италии и Чили…

А еще Бразилия. Мало где еще в мире можно видеть такое контрастное сочетание баснословного богатства и чудовищной нищеты! Небоскребы из стекла и бетона, роскошные отели, рестораны, особняки и дорогие автомобили придают Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро современный облик. Но вся эта паразитическая роскошь доступна лишь для капиталистов. Слова из работы Кропоткина «Хлеб и воля» о том, как «рабочий со своей семьёй задыхается в трущобе, из окна которой ему виден дворец богача», применимы здесь в буквальном смысле. Миллионы людей в сельской местности не имеют земли, в то время как 50% полезных сельскохозяйственных площадей принадлежат 1% населения. Батраки гнут спину на полях за мизерную плату, но многие, отчаявшись найти даже такую работу, вынуждены отправляться в города в поисках случайных заработков, пополняя население огромных трущоб-фавел. В 1970–1990 гг. в города мигрировали около 30 миллионов бразильцев – но если всё это время шло бурное развитие промышленности, то сегодня в крупных городах Бразилии растет безработица. Целые кварталы хижин, лачуг и бараков. Узкие грязные улицы – место игр детишек из пролетарских семей, для которых нет никаких школ или детских садов в пределах досягаемости. Газа нет, водопровода нет, электричество подключают нелегально, канализации нет, мусор не вывозится. Из-за отсутствия элементарных норм коммунального хозяйства в фавелах нередко бывают пожары и несчастные случаи. В них абсолютно не соблюдаются простейшие санитарные и экологические требования. Жизнь жителя трущоб не стоит в Бразилии ничего. Так, два года назад сообщалось, что после того, как во время социальных волнений в Рио один из бедняков убил полицейского, копы ворвались в район трущоб Новая Голландия и застрелили как минимум 8 человек просто пытаясь поймать подозреваемого. Сносы и выселения фавел под постройку объектов к чемпионату мира по футболу 2014-го – это вообще отдельная история. «Я бы поменял 10 стадионов на одну достойную больницу в этой стране», - было написано на плакатах тех, кто выступал против этого мероприятия.

Доведенная до отчаяния нищетой, безработицей и полицейским террором, беднейшая молодежь стран южной Европы и Латинской Америки становится массовой социальной базой анархистского движения. Всё более серьезную угрозу представляет оно для господства капиталистов и правительств. «Свобода похожа на рассвет. Многие предпочитают в это время поспать, но есть те, кто просыпаются еще ночью, чтобы ничего не пропустить», как сказал один автор, когда-то бывший революционером. Солдаты низов строятся в черные колонны и ждут часа, когда война или экономическая катастрофа приведет к возрождению революционно-социалистического сознания у самых широких масс бедноты.

Да, мы – молодость этого мира. Мы не развязывали войны, не закрывали предприятия, не грабили собственное население. Мы лишь сидели на руинах, учились писать на стенах и расплачивались за чужую жадность. Они приучали нас жить по своим правилам. Многих даже научили. Но в нас осталось все то, что они разменяли на гривенники. Принципы, надежды, мечты. Теперь они пытаются спекулировать и на них. Создают молодежные отделения своих пустых партий, кормят нас жвачкой про внешних врагов, убеждают, что без них будет хуже. Они нас боятся, потому что знают – именно молодые во все времена переворачивали мир. Это мы громим банки и деремся с полицией. Это наша ярость, не находя иного применения, рождает агрессию футбольных фанатов. Это наши проценты в любом предвыборном опросе «не определились, кому отдать свой голос». И они радуются где-то внутри, когда социологи твердят о демографической яме. Им не хочется, чтобы нас было много.

Мы знаем, как они нас называют: «маргиналы», «двоечники», «хулиганы», «бездельники», «преступники». И знаем всё, что они о нас думают – что мы им завидуем, что мы не понимаем человеческой природы, что мы не способны ни к чему созидательному. Им хочется в это верить. Но говорят они так лишь потому, что нас боятся. Потому что мы о них думаем еще хуже. И их будущее – в наших руках. Как бы они ни хотели думать обратное...

За шумом и гамом официальных СМИ редко угадываются действительно важные новости. И все-таки в мире есть то, настоящее, подлинные события. Сквозь дым нового времени просматриваются первые предвестники будущего нового общества – это и революционные рабочие советы восстания в Иракском Курдистане в 1991-ом, это и «комитеты национального спасения» в 1997-ом, когда Албания на короткое время покрылась небольшими «республиками свободных советов», и конечно же органы прямой демократии, «народные ассамблеи», в аргентинском восстании 2001-го… Их сменили черные и черно-красные знамена восстания в Греции 2008-го и Турции 2013-го – и снова ассамблеи в Афинах и огромная Таксимская коммуна в Стамбуле… Вот опять огонь пожаров, опять знамена цвета земли и крови, опять баррикады, опять народные ассамблеи – это восстает Бразилия в 2013-2014… Затем – «пленумы» в восставшей Боснии, пролетарские, беспартийные… Чем было каждое из этих событий - революционной бурей, сметающей всё на своем пути? Пока нет – но и не просто легким дуновением ветерка. Скорее, аналог летней грозы пыльной душной ночью…

Социальная революция – страшная, но прекрасная вещь. В ходе нее самые обычные люди начинают управлять своей жизнью, сознательно творить историю, отказываясь безропотно сносить рабский удел, показывая, что господство властных и богатых может быть поколеблено, что бесправные и неимущие могут быть хозяевами своей земли, все богатства которой созданы ими. Именно поэтому она исполнена смысла и красоты. И главное - не стоит парализовывать свою волю к действию воспоминаниями о печальной судьбе социальных революционеров прошлого, не сумевших построить общество, к которому стремились. Они и не могли его тогда построить - ведь в распоряжении человечества еще не было современных технических средств, которые делают возможным избавиться от разделения труда на управляющий и исполнительский. Компьютерные системы позволяют любому количеству людей на равных принимать решения в масштабе всего общества, а также постоянно и тщательно контролировать любых делегатов, избираемых для выполнения этих решений. Автоматизация производства способна избавить людей от рутинной изнурительной работы. А поскольку мировая экономика сейчас стала намного более единой системой, чем 50 или 100 лет назад, пролетарская революция сможет сравнительно быстро охватить по крайней мере многие развитые капиталистические страны, и прибежище для тех, кто встанет у нее на пути, найдется разве что в горах Афганистана или джунглях Центральной Африки.