Первая половина обширной работы Августа Тальгеймера, посвященной событиям 1923 года в Германии, "провалу" Мировой революции по версии сталинистов, предлагается к прочтению. (пы. сы. У кого есть переведенная на Великий и Могучий книга Коминтерна "Вооруженное восстание" в электронном виде? Будем очень благодарны, если пришлете в нашу редакцию). В этом году мы отмечаем 90-летие грустной даты.
1923: упущенная возможность?
Есть мнение, по которому в октябре 1923 года Германия стояла на пороге пролетарской революции и лишь некоторые ошибки руководства помешали её осуществлению. Например, такое мнение излагал Л.Д. Троцкий. Мы публикуем исследование Августа Тальгеймера, одного из нерядовых участников тех событий.
23 октября 1923 года, Гамбург |
Эта статья Тальгеймера первоначально была опубликована Marken Press в 1993 г. с сохранением авторского права на перевод [с немецкого на английский] переводчика Майка Джонса. Журнал "Revolutionary History", будучи твердо убежден, что при любых серьезных дебатах в коммунистическом движении необходимо выслушивать обе стороны, делает ее доступной для своих читателей. Думать, что какой-то лидер, сколь бы одаренным он не был, всегда и во всем прав, более свойственно сайентологии, а не марксизму. Сохраняя по возможности непредвзятость, справедливости ради отметим, что большинство членов нашей редакции полагают, что Троцкий был гораздо более точен, нежели Брандлер - Тальгеймер, по вопросу о природе Советского Союза и перспективах социализма в одной стране, но при этом допускает, что по другим проблемам в чем-то, возможно, более правы были последние.
ПРЕДИСЛОВИЕ К «1923: упущенная возможность?»
Насколько нам известно, брошюра Августа Тальгеймера [August Thalheimer] о событиях в Германии 1923 года и их последующем превращении в легенду, пересматриваемую, как он показывает, ее создателями в зависимости от потребностей момента, на английском языке не издавалась. Сегодня она уместна по множеству факторов. Мало того, что мы просто обязаны установить историческую достоверность, необходимо исследовать, был ли этот признанный поворотный пункт в истории коммунизма причиной вырождения, или же это вырождение стало источником создания связанного с событиями мифа.
Однако, гораздо более важно исследование методологии протагонистов. В сущности ее можно свести к выбору между аргументами, представленными ультралевыми, согласно которым меньшинство вокруг КПГ должно было начать восстание, веря, что решительность руководства сыграет свою роль независимо от объективных условий, и представлением, что объективные условия для восстания не созрели, и следовательно его начало в такой ситуации было бы безответственной авантюрой, ведущей к поражению.
В этой брошюре Тальгеймер оспаривает многие вопросы, их можно суммировать следующим образом: следовало ли, и когда именно, коммунистам входить в коалиционное правительство с социал-демократами? Могут ли фабричные комитеты заменить органы советского типа? Можно ли планировать восстания за месяцы вперед, основываясь на предположении? И следует ли одновременно свернуть политическую деятельность и заменить военной технически-организационной подготовкой? Допустим ли приход к власти меньшинства рабочего класса, так сказать, за спиной всего класса? Происходит ли полная смена сознания, как только ненавистное правительство оказывается свергнутым массовым движением и заменено другим, с участием крупнейшей партии рабочего класса? При этом предпринимаются шаги к стабилизации политической и экономической ситуации, а рабочим предоставляются уступки. И в то же самое время коммунисты подвергаются репрессиям. Все эти и другие вопросы рассматриваются в брошюре.
Переводчик столкнулся с аргументами, приводимыми более двадцати лет назад, во времена, когда он сам считал себя троцкистом и принимал легенду об Октябре 1923 г. вместе с остальным троцкистским каноном. С тех пор троцкистский взгляд стало защищать труднее. Подорвав свою веру, он отыскал все, что только можно найти в работах Троцкого, чтобы поддержать ее снова. Увы, это оказалось невозможно. Троцкий нигде не обеспечивает сколько-нибудь серьезного свидетельства в пользу своего взгляда, а лишь провозглашает его, опираясь главным образом на теоретические обобщения. С тех пор переводчик перечитал все книги, какие нашел, от биографий участников до общеисторических трактатов, касающиеся вопросов экономики, советской внешней политики, германо-советских отношений, дипломатии и т.д., имеющих отношения к событиям 1923 г., и убедился в аргументах, представленных Тальгеймером. Многие историки, даже придерживающиеся марксистских взглядов, такие как Юлиус Браунталь [Julius Braunthal] (1) и Фернандо Клоден [Fernando Claudin] (2), видят в советской внешней политике решающий фактор для очевидного отказа Коминтерна проводить какие-либо революционные приготовления в Германии до окончательного падения правительства Куно [Cuno]. Куно представлял антиверсальски, антизападно ориентированную часть буржуазных слоев, отказавшихся от враждебности к Советскому Союзу, в то время как Стресеманн [Stresemann] представлял слои противоположной ориентации. По мнению переводчика, пока дело прямо касалось советских правительственных кругов, Коминтерн на него не влиял. В этом отношении заслуживают внимания книги двух троцкистов, работавших в то время в руководящем аппарате Коминтерна: "Ленинская Москва" Альфреда Росмера [Alfred Rosmer's Lenin’s Moscow](3) и "Воспоминания революционера" Виктора Сержа [Victor Serge's Memoirs of a Revolutionary](4), которые оба фокусируются на борьбе за власть в российском руководстве, в итоге не уделяя никакого внимания событиям в Германии, и делают из Брандлера, Тальгеймера и Радека козлов отпущения.
Именно в октябре 1923 г. Троцкий начал свои атаки на триумвират по поводу ситуации в России и бюрократизации в партии, и, как показывает недавно изданный в СССР материал, "разоблачение" (дискредитация) Троцкого началась в том же самом месяце (5). В своей статье для сборника о взлете и падении Коминтерна"Aufstieg und Zerfall der Komintern" ["Взлет и падение Коминтерна"] Владислав Геделер [Wladislaw Hedeler] обращается к недавно изданным документам из литературного наследия сталинского секретаря Бажанова, подтверждающим это (6). Как указывает Тальгеймер, события октября 1923 г. перемешались с растущей волной дебатов вокруг Троцкого. Он упоминает о речи Радека, содержащей угрозы против большинства русского ЦК, если оно повернет против Троцкого. Тальгеймер увидел в этой речи сигнал для Зиновьева начать изменение линии ИККИ по оценке брандлеровского ЦК и его решения о начале отступления.
В исследовании К.Х.Тьядена [K.H.Tjaden] о КПГ-О [KPD-O, Коммунистическая партия Германии - оппозиция] (7) говорится, что Тальгеймер ошибается, и что письмо Зиновьева пришло до речи Радека. Однако эта маленькая деталь не имеет значения, и Тьяден видит в Зиновьеве фигуру, реально ответственную за результат событий в Германии, ищущую, как бы свалить вину, ударить по Троцкому через Радека, с которым, в свою очередь, были солидарны Брандлер - Тальгеймер, и таким образом избежать выстраивания КПГ в одну линию с Троцким и, одновременно, завоевать союзников среди ультралевых критиков большинства брандлеровского ЦК КПГ.
Рассказ Тальгеймера о панике в российском руководстве, спровоцированной Зиновьевым, вероятно, имеет под собой основание. Он имел своих собственных агентов в руководстве компартии, поставляющих ему сведения. Указывать пальцем на руководство с целью реабилитироваться самому и найти козла отпущения опасно во всяком учреждении. Признанный российский эксперт по архивам Коминтерна Фридрих Фирсов в своей статье в "Aufstieg und Zerfall..." цитирует письмо ЦК польской компартии Президиуму ИККИ и ЦК РКП(б) от 23.12.1923, в котором он возлагает ответственность за немецкое поражение на ИККИ, высказывает свою обеспокоенность методами борьбы в РКП(б), выражает свою поддержку Троцкому, не занимая позиции по обсуждаемым проблемам, и предлагая вынести "кризис в РКП(б)" на повестку дня очередного пленума ИККИ (стр. 39-40). Очевидно, Амадео Бордига также обвинял ИККИ в поражении в Германии.
Статья во 2-м номере "Sozialismus" за 1993 г. о внутренней борьбе в КПГ в 1920-е гг. и роли в ней Коминтерна, основанная на недавно изученных Теодором Бергманом и Александром Ватлиным (последний - ученик Фирсова, также внесший вклад в "Aufstieg und Zerfall") документах из его архива, посвящена октябрьским событиям и описывает их, прежде всего, как следствие идеи высшего руководства КПСС, которое после болезни и отстранения В.И. Ленина от политики хотело упрочить свои позиции, активизировавшись на фронтах мировой революции. "Победа имеет много отцов, поражение - ни одного", - напоминают они нам, и намерение быть отцами победы в Германии играло для преемников Ленина немаловажную роль, но, "сразу же после поражения, и в КПСС, и в Коминтерне начался поиск, кому бы приписать отцовство". Определив ответственных, их можно было бы заклеймить как "реакционеров", пока Коминтерн клонился в безумие ультралевизны.
Немецкие коммунисты, 1923 г |
Троцкий излагает свой анализ немецкого поражения в"Уроках Октября" и придерживается его основных принципов во всех опубликованных текстах, хотя его первоначальное возражение тому, чтобы делать козлами отпущения большинство ЦК КПГ, и указывание пальцем на Зиновьева постепенно свелись к характеристике Брандлера и его партнеров, как социал-демократов. Невольно, как указывает Тальгеймер, он подвел теоретический базис под ультралевые взгляды, до того не шедшие далее голословных утверждений. По мнению переводчика, аргументы Троцкого иллюстрируют его тенденцию к субъективизму, которая позже проявлялась снова и снова. Фактически, это наводит на мысль о волюнтаризме - характеристике, обычно применяемой к движению Четвертого Интернационала. Вклад других коммунистических деятелей, указываемых Тальгеймером в связи с методами Троцкого, как мне кажется, имеет отношение к изучению троцкизма.
Если опубликованная позиция Троцкого по Немецкому Октябрю никогда существенно не изменялась, с его частным мнением, похоже, дело обстояло не так (ценное замечание: обещанная немецким сторонникам работа против КПО так никогда и не появилась), по крайней мере, в ходе встречи между ним и лидером SAP [Социалистическая рабочая партия] Якобом Вальхером [Jakob Walcher] в августе 1933 г. Об этом сообщается в отчете Вальхера о переговорах с диссидентскими коммунистическими и левыми социалистическими партиями и группировками в различных европейских странах об основании нового международного центра для противоборства выродившимся, когда обсуждались расхождения с МЛО Троцкого и среди прочего его оценка событий 1923 года. Тогда Троцкий объявил о своем полном согласии с Вальхером, пояснив, что он видел решающей ошибкой в октябре не отступление, а плохую политику ЦК КПГ и ИККИ в этом году ранее. Пусть читатели сами делают выводы, но, похоже, что он внес в свою позицию поправки. В настоящее время, однако, им придется сверяться по французскому тексту, опубликованному в "Oeuvres", Vol.2, хотя в свое время переговоры и считались очень важными, их материалы не были включены в два дополнительных тома "Сочинений" Троцкого, изданных Pathfinder Press в Нью-Йорке в 1979 г. Возможно, непоявление и работы Троцкого 1923 года, и материалов дискуссии с Вальхером объясняются тем, что его сторонники в Германии, как и в некоторых других странах, были выходцами из крайне левых фракций и, так же как сегодняшние троцкистские организации, придерживались мнения, что в октябре 1923 года следовало начинать восстание.
Август Тальгеймер:
Август Тальгеймер, автор представляемой здесь брошюры, является одним из главных теоретиков коммунистического движения, и все же сегодня в Великобритании его имя в тени, в значительной степени это связано с его прошлой трактовкой как злодея. Насколько известно, единственные опубликованные на сегодня его работы, это - три текста о фашизме в работе Дэвида Битама "Марксисты перед лицом фашизма" [Marxists in Face of Fascism, by David Beetham] (8), и его же "Заметки о пребывании в Каталонии" [Notes on a Stay in Catalonia] в "Revolutionary History", Vol.4, No.1&2. Его работы были доступны в публикациях коммунистической оппозиции в 1930-х годах, а в начале 1920-х их можно было найти в официальных публикациях компартии Великобритании и Коминтерна. Среди них - аналитические и, в особенности, программные статьи.
В 1922 году КПГ представила проект программы Коминтерна, написанный Тальгеймером во время 4-го конгресса. Вследствие острых разногласий о типе программы, ее принятие было решено отложить. Тальгеймер настаивал на включении переходных требований, в которых некоторые усматривали оппортунизм. Такой взгляд был отклонен в принятой резолюции (9). Издавался ли Коминтерном английский перевод программы, сегодня не известно, но статья Генриха Брандлера "К вопросу о программе действий для Германии" [Contributions to a Programme of Action for Germany, by Heinrich Brandler] может быть найдена в "The Communist International", Vol.5, Nos 3 & 4. Он начинается с теоретического обоснования и ставит в центр борьбу за рабочий контроль на производстве. Согласно К.Х.Тьядену, программа была написана совместно Брандлером, Тальгеймером и Лео Бороховичем [Leo Borochowicz]. Она стала объединительным пунктом для тех, кто стремился к стратегии на основе переходной политики и разрыва с непоследовательной и склонной к левизне фракцией Тельмана. Хотя проект был составлен в 1927 году, он пролежал под спудом до 1928 года. После 65 лет сокрытия в архиве тальгеймеровская критика проекта программы для 6-го конгресса Коминтерна снова всплыла (10).
В десяти пунктах Тальгеймер развивает свой анализ фашизма, который является самым длинным разделом. Он начал этот анализ в конце 1922 г. и продолжал в течение 1923 г., наблюдая итальянский опыт и зарождение нацистского движения в Германии. Он вносил исправления, vis-a-vis наблюдая буржуазию и использование ею фашистов после 1923 года. Этот анализ был далее разработан в журнале КПГ-О "Gegen den Strom" ["Против течения"], после изгнания "правых" в конце 1928 - начале 1929 годов. Текст "О фашизме" ["On fascism"], который можно найти в "Marxists in Face of Fascism", в основном представляет из себя раздел о фашизме из "Programmatische Fragen" ["Программные вопросы"]. Самый слабый раздел, по мнению Тальгеймера, - о стратегии и тактике, в котором он отстаивает и объясняет концепцию переходных требований. В следующем разделе он делает то же самое в отношении частичных требований. Эти идеи подробно изложены в Platform der KPD(O)" (1930), принятой после широкого обсуждения членами КПО, но, чтобы обратиться к историческому документу напрямую, "Programmatische Fragen", так или иначе, требуетперевода на английский язык.
Кроме как в качестве одного из главных исследований фашизма и программного документа, работа Тальгеймера par excellence, вероятно, может быть рассматриваема, как теоретический пример единого фронта. Обычно, за его действия в Хемнице во время Капповского путча, "отцом единого фронта" (11) справедливо называют Брандлера, но К.Х. Тьяден в своем исследовании установил, что "Штутгартские требования были сформулированы Вюртембергским окружным комитетом, секретарем которого был Ганс Титтель [Hans Tittel], после обмена мнениями с Брандлером и Вальхером" (12). После того, как борьба за эти требования была снята, Леви [Levi], по рекомендации Радека, в известном "Открытом письме" в январе 1921 г. предложил план первой кампании единого фронта коммунистического движения.
Тальгеймер был главным редактором "Rote Fahne" и теоретического журнала "Die Internationale" до разгрома "правых" после 1923 года. Единый фронт, завладевший в то время умами КПГ, был продуктом этой группы старых спартаковцев, политически сформировавшихся под влиянием Розы Люксембург, ставшей источником их понимания марксизма в люксембургианской интерпретации. Но, хотя эти концепции и были для них, воспитанных на сходной методологии, общими, дуэт Брандлер - Тальгеймер - человек действия и мыслитель - был их главным толкователем.
Позиция по вопросу о рабочем правительстве, принятая на 4-ом конгрессе Коминтерна, появилась в результате споров внутри КПГ между ультралевыми и "правыми". От Капповского путча до событий 1923 года вся их тактика строилась на практике (на некоторое время Тальгеймер потерял голову из-за "мартовской акции", теоретизируя о "революционном наступлении"). В своей брошюре"Wie Schafft die Arbeiterklasse die Einheitsfront gegen den Faschismus?" ["Как рабочий класс создает единый фронт против фашизма?"] (1932) Тальгеймер на протяжении десяти страниц дает сжатую историческую справку о борьбе за единый фронт, начиная с "Открытого письма" до событий 1923 года, напоминая или сообщая членам КПГ о том, на что партия была способна ранее, пытаясь убедить их в необходимости объединения против нацистской угрозы. Мы надеемся издать наш перевод этой работы, чтобы с ним мог ознакомиться каждый.
Август Тальгеймер родился 18-го марта 1884 года в Аффальтрахе, в Вюртемберге, в еврейской семье. Он учился в разных университетах, стал специалистом в различных языках, а в 1907 году - доктором философии. К этому времени он уже установил связи с левой социал-демократической группой, сложившейся вокруг Фрица Вестмейера [Fritz Westmeyer], в которую входила и Клара Цеткин. В 1910 году он вступил в СДПГ. Признанный Розой Люксембург талантливым, он редактировал многие социал-демократические газеты. Когда в 1914 году вспыхнула война, он присоединился к группе Либкнехта и Люксембург. Он писал для первого номера "Internationale" и участвовал в первой национальной конференции спартаковцев 1-го января 1916 года. Его сестра Берта и Эрнст Мейер в 1915 году представляли группу в Циммервальде. В 1916 году Тальгеймер был призван на военную службу и после ранения на фронте использовался как переводчик. Он возвратился в Штутгарт осенью 1918 года. 6-го ноября 1918 г. он выпустил в Штутгарте первый номер" Rote Fahne". Через день он был арестован и заключен в тюрьму.
Без его ведома его назначили министром финансов от НСДПГ во временное правительство Вюртемберга, он отклонил этот пост, отказавшись присоединяться к "правительственным социалистам". Был активен в Штутгартском совете рабочих и солдат. Член руководства Союза Спартака, позже КПГ, на учредительном съезде которой присутствовал. С тех пор работал в Берлине в политико-теоретических органах.
Пока существовала КПГ- О, Тальгеймер продолжал работу с "Gegen den Strom", "Arbeiterpolitik", которая с1930 по 1932 год выходила ежедневно, и международные публикации. С 1933 г. он сперва перебрался в Страсбург, затем в Париж, где КПГ- O и IVKO основали свой центр. С началом Второй Мировой войны он был интернирован, но в 1941 году сумел достичь Кубы. Постепенно он и Брандлер возобновили связи с некоторыми товарищами в изгнании и планировали восстановление своей группировки после войны. Политические исследования посылали, с большой трудностью, в Германию, как только связи были установлены с оставшимися в живых.
В 1945 году Тальгеймер написал свой анализ Потсдамских соглашений и его последствий для рабочего класса("Die Potsdamer Beschlüsse"), в котором изложил независимую классовую позицию (13). В 1946 году вышла работа "Grundlinien und Grundbegriffe der Weltpolitik nach dem Weltkrieg" ["Основные черты и понятия мировой политики после Мировой войны"], в которой он вновь анализировал ситуацию с независимой классовой точки зрения. Оба текста сегодня доступны, благодаря группе "Рабочая политика" [Gruppe Arbeiterpolitik].
Попытка Брандлера и Тальгеймера вернуться в Германию была
предотвращена союзническими властями, хотя первому удалось достичь в 1947 году Лондона, где он оставался до 1949 года, развивая близкие отношения с Исааком и Тамарой Дойчер. Тальгеймер умер на Кубе 19-го сентября 1948 года.
15.04.1993
Заключительное примечание.
Те, кто захочет узнать больше, могут обратиться к моим ключевым источникам:
K.H.Tjaden, StruktorundFunktionder KPD-Opposition (KPO), Meisenheim/Glan, 1964, время от времени переиздается; и Theodor Bergmann, Gegen den Strom - Die Geschichte der Kommunistischen-Partei-Opposition, VSA, Hamburg 1987, а так же многочисленным брошюрам и другим, более существенным, изданиям, включая исследования фашизма, сохраненные для печати группой "Рабочая политика".
1. History of the International, Julius Braunthal Vol. 2, Thomas Nelson, London 1967.
2. From Comintern to Cominform, Penguin Books 1975.
3. Alfred Rosmer, Lenin’s Moscow, Pluto, London 1971.
4. Victor Serge, Memoirs of a Revolutionary 1901-1941, OUP, London 1963.
5. Aufstieg und Zerfall der Komintern, Eds. Theodor Bergmann and Mario Kessler, Podium Progressiv, Mainz, 1992.
6. Ibid. see p. 105, note 22.
7. K.H.Tjaden, Struktur und Funktion der KPD-Opposition, Vol. 2, 1964, pp. 113-114, note 1.2.11
8. Marxists in Face of Fascism, David Beetham, Manchester University Press, 1983.
9. The Communist International 1919-1943, Documents, Ed. Jane Degras, Vol. 1, Cass 1971, pp. 445-446).
10. Programmatische Fragen, A.Thalheimer, Decaton, Mainz 1993.
11. Zinoviev during the post-mortem on 1923 in International Communism in the Era of Lenin, ed. H.Gruber, 1972, Anchor Books, Garden City New York 1972, p. 391.
12. Struktur und… Vol. 2, pp. 90-91, note 1.1.80.
13. Oskar Hippe quotes approvingly from it in ... Red Is The Colour of Our Flag, Index 1991, on p. 278.
1923: упущенная возможность?
Легенда о Германском Октябре и реальная история 1923 года
ВВЕДЕНИЕ
В 1923 году условия для победоносной пролетарской революции были абсолютно готовы, но тогдашнее руководство КПГ во главе с Брандлером помешало этой революционной победе. На первый взгляд, эта трактовка выглядит настолько фантастической и фривольной, что кажется странным беспокоиться о ней сегодня. Но эта трактовка, известная как "октябрьская легенда", до сих пор является официальной позицией Коммунистической партии Германии. Она вбивается молодым членам партии как догма, которую они некритически принимают на веру, не подозревая, что это - историческая легенда, придуманная КПГ ради объяснения и поддержки ошибочной тактики. Это - историческая легенда, которая помешала партии, и, таким образом, рабочему классу, отказаться от пагубного курса, и которая помешала всякой критике КПГ иметь тот эффект по степени и темпу, который она, конечно, могла бы иметь в ином случае.
По этой причине, вопросы стратегии и тактики, стоявшие перед КПГ в 1923 г., увы, остаются весьма уместны сегодня. Или, если быть точным, сегодня, когда руководство КПГ в еще более грубой форме повторяет ошибки, которым октябрьская легенда 1923 года обеспечивала идеологическое прикрытие, они уместны более чем когда-либо.
Официальной октябрьской легенде уже восемь лет. За это время она стала почти канонической. Она - один из важнейших оплотов ультралевой политики. Ультралевая легенда помогает реальной ультралевой ориентации. И, переплетаясь, теперь они взаимно поддерживают друг друга. Всякий раз, когда сталкиваются с октябрьской легендой, встречают ультралевую политику, и всякий раз, когда натыкаются на ультралевые действия, натыкаются на легенду. Как они вместе возникли и дополняют друг друга, так они вместе и рухнут. Но чем дольше легенда и ультралевая политика, вытекающая из этой последней, сохраняются, тем больше опасность, что крах революционного рабочего класса в Германии, который в 1923 г. был только легендой, станет жестокой реальностью.
После выборов в Рейхстаг 14 сентября 1930 г. "Правда" писала, что КПГ никогда не была так близка к власти, как теперь. Большего самообмана нельзя представить. Объективно в последние два года условия для победы коммунизма в Германии были необычайно благоприятны. Субъективно, однако, КПГ никогда не была так далека от возможности победы. Также как никогда еще она не была так далека - в течение столь долгого периода - от подлинно коммунистической политики, также как никогда еще она не обладала таким руководством - совершенно неподходящим во всех отношениях.
В 1923 году победа коммунистов была предотвращена, прежде всего, своевременными уступками буржуазии, и только во вторую очередь - ошибками партии и ее руководства. Но даже если КПГ не могла добиться победы сама,она могла предотвратить победу фашизма.
Это было возможно сделать на основе правильной общей политики до августа 1923 года, а после отступления в октябре - своевременного и решительного исправления собственных ошибок.
Если ультралевая политика партии продолжится далее, - а пока партия и Исполком Коминтерна переживают триумф этой линии в виде успеха на выборах 14-го сентября, перспектива того, что этого не случится, чрезвычайно мала, - путь к победе для фашизма открыт. И это означает реальное, серьезное и длительное поражение рабочего движения и партии. Тогда нужно будет создавать новую легенду, которая докажет, что исполком все делал правильно, и нужно будет искать новых "виноватых".
Но мы полагаем, что первое предварительное условие для коммунистической партии и ее руководства, понимающего, как завоевать доверие рабочих, - отклонить всякое мифотворчество и начать действительно учиться. Пока этого изучения собственной истории не началось, партия, и с нею рабочий класс, вместо развития будут лишь непрерывно ходить по кругу, и результатом всегда будут новые и с каждым разом все большие поражения. Рабочий класс простит партии любую детскую болезнь при ее рождении. Но он не простит, если она так и останется по-младенчески и по-детски слабой. И если партия не хочет учиться, то вместо нее будет учиться классовый враг.
Сегодня руководство КПГ неверно ссылается на 1923 г. для оправдания своих грубых и опасных отклонений в национальном вопросе. В 1923 году, несмотря на индивидуальные ошибки и преувеличения, партия в целом очень хорошо понимала, как отклонять и подрывать националистическую идеологию. Сегодня мы наблюдаем противоположное явление: искажение и подрыв коммунистической идеологии националистической. Наконец, мы видим, как через 10 лет инфантильного беспорядка в профсоюзном вопросе, понятном и решаемом 10 лет назад, он вновь встал перед официальной доктриной партии, Коммунистического Интернационала и Интернационала красных профсоюзов.
В эссе о Йене Меринг приводит слова Энгельса: "Великая армия, как и любая другая великая социальная организация, никогда не бывает лучше, чем после великого поражения, когда она раскаивается и принимает епитимию за свои прошлые грехи". Добавим, что если прошлые грехи, наоборот, постоянно повторяются и восхваляются, несмотря на все более частые неудачи и поражения, если на заблуждении, что черное есть белое, упорно настаивают, это прямиком ведет к Йене.
Любой, кто сегодня беспристрастно исследует состояние партии, ставя задачу вести рабочий класс к пролетарской революции, без сомнения, убедится, что она не являет собой образ прусской армии после Йены.
Нижеследующий доклад является текстом одной из лекций об октябре 1923 года, которые мне часто приходилось читать за последние два года. Конечно, в рамках лекции можно было развить лишь общую схему. Надеюсь, что скоро у меня будет возможность более детального изложения.
Берлин, 15 февраля 1931 г.
1. ПОЧЕМУ ПРИХОДИТСЯ ОБЪЯСНЯТЬ ПРОБЛЕМЫ 1923 года?
Почему события 1923 года, стратегия и тактика партии того времени, все еще требуют пояснения? Не для того, чтобы, прежде всего, защитить или оправдать тогдашнее руководство партии. Это была бы не очень благородная цель. Она не стоила бы того, чтобы ввязываться в долгую дискуссию. Какие руководящие качества проявляли Брандлер, Тальгеймер и другие, находившиеся в то время среди партийного руководства, - не имеет большого значения. Главная цель этого обсуждения может состоять только в том, чтобы, исследуя допущенные партией в 1923 г. ошибки, вынести для пролетарской революции реальные уроки. Часто повторяют, что мы, тогдашнее руководство партии, не желаем признавать, что были сделаны серьезные ошибки. Это абсолютно не так. Такое мнение могло возникнуть только потому, что ряд, зачастую подробных, обращений к ЦК партии, которые мы делали в 1923, 1924, 1925, 1926 годах и позже, не были доведены до внимания членов партии, и последние вынуждены были думать, что мы вообще не признаем никаких ошибок. Это не так. Но это вызывает беспокойство для выяснения,какого рода ошибки были сделаны, и какие уроки на будущее из них могут быть вынесены. Это часть вопроса. Поскольку события 1923 года касаются вопросов стратегии и тактики, - вопросовне уникальных, нокасающихся общих проблем стратегии и тактики пролетарской революции, - постольку они имеют общее значение.
Из этого следует, что мы не добьемся ясности в вопросах о коммунистическом движении в Германии до полного выяснения этих вопросов, которые касаются не только прошлого. То, что вплоть до настоящего времени проходящие дискуссии их ни формально, ни фактически не объяснили, лучше всего иллюстрируется тем фактом, что позже в Германии те уроки, которые извлекли из событий этого года, были фактически выводами Рут Фишер и Маслова - и это, т.е. ультралевая линия, почти привело к расколу партии. Первое открытое письмо, с которым к германской партии в 1925 г. обратился Исполком Коммунистического Интернационала - позорное пятно в исследовании провала ультралевой линии Рут Фишер и Маслова, ее ликвидации и прояснении, и оно упрочило легенду, сфабрикованную в 1923 году. Оно было заявлено тогда, когда названные лица не были показавшими свою несостоятельность левыми, а лишь одними из многих левых лидеров. И хотя таким образом стало возможно оторвать некоторых из худших лидеров от линии, ликвидировать некоторые из наиболее грубых методов работы, в то же время это сопровождалось новым, еще большим, сползанием к ультралевой линии.
Это повторное сползание, которое мы продолжаем видеть сегодня, является эмпирическим свидетельством, показывающим, что без подлинного разъяснения событий 1923 года, которые являются основополагающими для понимания пролетарской революции в Германии, безопасное, ясное и твердое развертывание партийной деятельности не может быть достигнуто. Нельзя относиться к ним, как к глупой истории. Не возможно достичь ясного и определенного понимания путем мелких уловок и легенд. Оно должно быть полностью обосновано.
2. В ЧЕМ СОСТОИТ ЛЕВАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ ЛЕГЕНДА?
Теперь мы спрашиваем: в чем заключается октябрьская легенда, на которой с 1924 г. и до сих пор была построена ультралевая линия, и которая сегодня, все еще подкрепляет эту ультралевую линию и отпугивает членов партии от выслушивания наших аргументов, в то время как вопрос о событиях 1923 года поднимался неоднократно. Содержанию этой ультралевой легенды можно суммировать в нескольких словах. В центре ее - утверждениео том, что 1923 год сопоставим с 1917 годом в России, что объективные условия в Германии были столь же подготовлены, как в 1917 году в России. Тогда в России революция победила, благодаря руководству партии через ее Центральный комитет, возглавляемый Лениным. В 1923 году победы не произошло, потому что такой партии и такого руководства не существовало, потому что руководство наделало грубых ошибок, не было достаточно собрано и "упустило" революционный момент - или даже сознательно проигнорировало его. Такова левая легенда.
Э.Тельман в 1923 г |
Кроме того тогдашнее партийное руководство обвинялось в предательстве, пренебрежении и идиотизме, которые предотвратили объективно зрелую революцию - все это в результате оппортунистического отношения. Тактика и руководство в 1923 г. были естественным и необходимым результатом оппортунистического отношения, продемонстрированного в предыдущие годы. Подчеркивалось, что сущность этого "оппортунистического отношения" выразилась в тактике единого фронта, проводимой тогдашним партийным руководством. Она была объявлена ошибочной и оппортунистической. Частично это делалось прямо, - с тех пор, как единый фронт был полностью отклонен, - но при этом заявлялось, что допустим единый фронт "снизу", - в не зависимости от того, что это может означать, - лишь единый фронт "сверху" неприемлем как оппортунистический. Также было заявлено, что руководство партии в то время вообразило, что власть может быть завоевана в правительственной коалиции с социал-демократами. Свидетельством этого были коалиции с социал-демократами в Саксонии иТюрингии, в которые мы вошли.
Согласно левой легенде третье оппортунистическое преступление состояло в том, что мы думали, что профсоюзы могли быть завоеваны коммунистическими идеями изнутри. Весной 1924 г. левые товарищи отправились по стране, провозглашая во все концы, что лозунг завоевания профсоюзов был ошибкой. Началось это с того, что Маслов объявил на конференции в Москве в январе 1924 г., что лозунг завоевания профсоюзов должен быть отклонен и заменен призывом к разрушению профсоюзов! Практические выводы, сделанные Масловым и другими ультралевыми из их оценки оппортунизма предыдущего руководства, следующие. Прежде всего, это оставление тактики единого фронта. Это было сделано и названо "единый фронт снизу". Под маской "единого фронта снизу" единый фронт был полностью отставлен, предполагалось, что таким образом можно сблизиться с пролетарскими организациями, профсоюзами, так же как и социал-демократическими организациями нижнего уровня. В этой концепции "единого фронта снизу" отразились попытки завоевать социал-демократических, христианских и других рабочих непосредственно к единому действию с коммунистической партией независимо от их организационной принадлежности.
Если бы это было так просто, как казалось. Но специфика проблемы коммунистической партии в Германии, да и во многих других странах, именно и состоит в решении вопроса: как, несмотря на существование в рабочем движении двух тенденций, несмотря на их фундаментальные различия, достичь объединенного действия рабочего класса? Как примирить рабочих, вовлеченных в борьбу на разных участках? Там, где в движении доминирует только одна рабочая партия, как было до войны, эта ситуация не возникает вообще. Это - специфическая проблема послевоенного периода, от которой не избавиться, игнорируя ее.
Кроме того, был сделан вывод, что должны выдвигаться только общие решения: "организация революции" - также нечто совершенно неправильно понятое. Эти ультралевые выводы очень плохо отозвались на профсоюзной работе. Я уже упомянул о предложении Маслова разрушать профсоюзы, прозвучавшем на конференции в Москве в январе 1924 года. Очень характерно, что даже такой человек как Томский, много лет возглавлявший российские профсоюзы, поначалу принял этот лозунг. Это показало, что он не имел никакого реального представления об условиях борьбы профсоюзов на Западе. Эта сырая формулировка позже была исправлена, но даже тогда оставались лазейки, позволявшие в течение достаточно долгого времени следовать в профсоюзных вопросах ультралевой линии и держать курс на создание новых отдельных профсоюзов. Формула "организации неорганизованных" обеспечивала возможность этого. Результатом было то, что влияние партии в профсоюзах, достигшее высшей точки в 1923 году, непрерывно уменьшалось и было почти разрушено.
Еще один вывод, идущий из 1923 года, - что только в 1924 г., с появлением Маслова и Рут Фишер, была начата "большевизация". Все сделанное партией до тех пор, даже в бурные революционные 1918-1923 гг. и годы войны, также было, согласно левой легенде, более или менее оппортунизмом. Реальная большевизация началась только в 1924 году.
Далее из этого следовало, что старшие кадры партии должны были быть удалены, и партия должна была базироваться на молодых кадрах, которые не имели печального опыта, вынесенного из Союза Спартака. Эта "большевизация" привела к учреждению в партии авторитарного режима, к удушению всякого свободного обсуждения и к отсутствию какого-либо контроля над руководством со стороны рядовых членов. Считалось, что это "по-большевистски", пока в 1925 г. открытым письмом исполком Коммунистического Интернационала не потребовал "нормализации партийной жизни" и не охарактеризовал партийный режим, введенный Фишер и Масловым (хотя и при помощи и терпимом отношении того же самого исполкома), как карикатуру на сущность и требования коммунистической партии. Все это - практические следствия левой легенды о событиях 1923 года, политике тогдашнего руководства партии и оппортунистических грехах, которые вели к такой политике. Теперь, когда такие практические последствия показаны, можно имплицитно вывести неустойчивость теоретического основания, из которого вытекали эти последствия.
3. ПОЯВЛЕНИЕ ЛЕВОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ ЛЕГЕНДЫ
Как возникала эта легенда? Для этого я должен указать на некоторые документы, некоторые факты, которые прольют свет на методы руководства Коммунистического Интернационала. Факты или были до сих пор неизвестны большинству товарищей или были частично забыты. Поэтому на них должно быть указано снова. Прежде всего, я должен упомянуть факт, что до декабря 1923 г., то есть много позже Октябрьского отступления, тогдашний лидер Коммунистического Интернационала Зиновьев неоднократно заявлял устно и письменно, что тактика, проводимая КПГ в 1923 г. была по-существу правильной. Неявно это было изложено в серии статей в "Правде", которая тогда же была издана в Германии под названием "Probleme der deutschen Revolution" и распространена повсюду в Германии. Я хочу указать на один пассаж оттуда. В нем Зиновьев говорит о тактике, избранной руководством немецкой партии в 1923 г., следующее:
"Нет ни малейшего сомнения, что германская партия, в целом, использовала тактику единого фронта с большим успехом. Правильно используя эту тактику, германская партия завоевала большинство рабочего класса - успех, о котором можно было только мечтать, да и то с трудом, два или три года назад" (стр.68).
В 1923 г. она не преуспела в завоевании большинства рабочего класса для борьбы за власть, используя единый фронт. Но это - часть правды, без предыдущего успеха, добытого при помощи тактики единого фронта, вопрос о взятия власти в 1923 г. не мог быть даже поднят. Если бы партия имела влияние только у рабочих-металлистов или в других союзах, в которых она имела его при Рут Фишер или имеет сегодня, никто бы не посмел его подымать. Только благодаря колоссальному прогрессу, которого мы добились использованием этой тактики, стало возможно поднять этот вопрос. Теперь я хочу процитировать еще одного свидетеля, который - тоже после октября - вмешался, чтобы согласиться, что тактика и стратегия тогдашнего руководства партии были в основном правильны. Этот свидетель - Герман Реммель [Hermann Remmele]. Цитата взята из заявления, сделанного Реммелем на встрече немецких товарищей с Исполнительным комитетом (Коминтерна) 11 января 1924 г. Вот, что сказал об этом Герман Реммель:
"Я хочу напомнить о том времени фашистского движения, когда не только в Штутгарте, но и в центральной Германии, и на севере, на востоке и на западе, фактически всюду в стране, несмотря на запрет, проходили демонстрации. Тогда, в течение июльских и августовских дней, в центральной Германии, в Тюрингии, мы имели ситуацию, когда рабочие полностью взяли на себя поставку продовольствия и конфисковали грузовики, направив их в сельскую местность для доставки продовольствия непосредственно от фермеров, так что ни у кого тогда не могло быть ни каких сомнений, что мы стояли на пороге больших событий.Несомненно, забастовка против Куно была пиком движения, но мое глубокое убеждение, что она также была поворотным моментом в движении. Поскольку социал-демократическая партия присоединилась к коалиции, социал-демократические рабочие все еще были заражены иллюзиями.
Со входом социал-демократов в правительство в середине августа, на самом деле, начался откат революционного потока. Когда мы дискутировали с социал-демократами, мы обнаружили, что они возлагали большие надежды на вход в правительство Гильфердинга [Hilferding]. Социал-демократы, которые, довольно спонтанно, в борьбе всегда стояли с нами плечом к плечу, которые участвовали в забастовке против Куно,в массе они были заражены новыми иллюзиями.
Конечно решение о том, что наши саксонские товарищи должны войти в правительство, было принято из-за введения в заблуждение приходящими сообщениями и информацией. Решение было принято на основе убеждения, что вооружение и мобилизация масс достигли такой степени, когда такой вещью можно было рисковать. Мы думали, что разложение врага зашло дальше, чем это фактически было... Было ли правильно готовиться к решающей битве на том этапе, на котором мы оказались? Могли ли мы вооружаться, могли ли устанавливать дату и готовиться к решающему сражению? Мы думали - нет. Мы сказали, что из-за специфической структуры Германии, ее классовых отношений и классовых сил, мы еще не находимся на этапе, на котором мы могли бы установить точную дату решающей битвы. Мы сказали, что прежде, чем мы достигнем решающей битвы, мы должны будем пройти целый период с рядом сильных вооруженных столкновений...".
Этот пассаж можно найти в брошюре"Die Lehren der deutschen Ereigneisse", стр.40-44. Герман Реммель сказал это в январе 1924 г., то есть непосредственно по итогам опыта 1923 г.
Сперва изменение произошло - как может быть установлено по документам - в оценке тактики германской партии исполкомомв декабре 1923 г. Только впоследствии мы оказались способны узнать точную дату и причины этого изменения. Как произошло изменение? Как случилось, что Зиновьев и исполком, которые до тех пор одобряли тактику по существу, развернули курс на 180 градусов? Контекст был следующим: 13-го декабря, если я не ошибаюсь, товарищ Радек произнес речь на большом партсобрании в Москве, в которой он, вмешиваясь в нараставшие тогда дебаты вокруг Троцкого, объявил, что если большинство российского ЦК повернет против Троцкого, то не только он, но и руководства французской и немецкой партий, являющихся главными партиями на Западе, повернутся против большинства российского ЦК. Это было 13-го декабря.
Несколько дней спустя Зиновьев послал руководству немецкой партии письмо, в котором он полностью изменил курс и открыл на него мощное наступление. Так началась всеобщая охота на ведьм в руководстве. Реальной причиной поворота была паника в руководстве российской партии, учиненная Зиновьевым, всерьез воспринявшим заявление Радека о том, что немецкое партийное руководство будет за Троцкого против российского большинства. Это было причиной поворота. Эта история не имела под собой никаких оснований ни в Германии, ни во Франции, ни в Коминтерне вообще. Это было просто результатом маневра во внутрироссийской фракционной борьбе. Мы узнали о речи Радека только намного позже. Когда на 5-м Конгрессе мы впервые услышали о реальной причине поворота в Москве, кампания по разгрому уже набрала обороты, и руки Маслова и Ко были развязаны. Спецификой всего было то, что утверждение Радека - чистая выдумка. Никто не уполномочил его говорить, что мы будем за Троцкого, если на него нападут. Когда мы впервые услышали о споре с Троцким, мы сказали, что нам нужно больше фактов о причинах спора прежде, чем мы что-то решим. Как только об этом стало что-то известно, я написал статью в "Die Internationale", направленную против идей Троцкого. Однако в ней было наше представление даже не о подлинной, а о воображаемой внутрироссийской фракционной борьбе.
4. ПИК ОКТЯБРЬСКОЙ ЛЕГЕНДЫ
Упомянутое выше вероломное письмо Зиновьева, последовавшее за речью Радека, предопределило поворот. Факт, что Клару Цеткин и Вильгельма Пика допрашивали, где они находились во время октябрьского отступления 1923 г., было ли оно правильным, очень даже типичен. Ранее исполком всегда утверждал, что это было правильно. Теперь Зиновьев открещивался от этого. Несмотря на повторные запросы, он отказался предоставить хоть что-нибудь об этом в письменной форме. В результате ультралевой легенде дали зеленый свет. Так как не было никакого официального решения об обратном, Маслов мог утверждать, что это отступление было неправильным, было предательством и разрушило революцию. Это заключение было выведено Масловым и Рут Фишер самым грубым и наиболее безумным способом. На окружном конгрессе Рейн-Вестфалии 6 марта 1924 г. в присутствии Рут Фишер был представлено решение, которое гласило по этому пункту:
"Эта конференция объявляет, что решающее революционное сражение было исторически необходимо в октябре прошлого года. Ни предотвращение сражения, ни замена борьбы в финале так называемыми действиями арьергарда, частичными действиями или подобной деятельностью не было допустимо".
Хладнокровно читая эти вещи, можно только задаваться вопросом: как большинство партии, как исполком могли принять такую полную ерунду. В заключении говорится, что мы были полностью не подготовлены для борьбы, решающего сражения, но, несмотря на это, в октябре нужно было предпринять решающее сражение - такое утверждение является полностью противоречивым, но все это было проглочено. В Германии это было высшей точкой легенды. В России она достигла своей высшейточки в ряде речей Троцкого. Одна из них была сделана вТифлисе. В ней он не намеревался ставить под удар большинство руководства немецкой партии, но он хотел продемонстрировать следующее - что революция в Германии в 1923 г. не победила, потому что во главе Интернационала у нас был не Ленин, а оппортунист Зиновьев. Другими словами, он хотел ударить по Зиновьеву - в то время его самому ожесточенному врагу, совместно с Каменевым и Сталиным ведшему против него борьбу. В контексте этого спора Троцкий издал "Уроки Октября", в которых он детально описал свой взгляд сперва на российский октябрь 1917-го, а затем на немецкий октябрь 1923-го. И здесь можно найти октябрьскую легенду в ее самой тупой и, если можно так сказать, классической форме. Мы имеем в виду следующее высказывание:
"Пункт 2. Германия. Вопрос о поражении немецкого пролетариата в октябре еще более интересен. Всю вторую половину прошлого года мы видели там классическую демонстрацию факта, что самая исключительно благоприятная революционная ситуация всемирно исторического значения может быть упущена"[*].
Фактически это и было уроком. "Исключительно благоприятная революционная ситуация" была упущена из-за руководства, под которым Троцкий подразумевал, прежде всего, руководство Коминтерна.
Рейхсверовцы в Саксонии |
Но теперь, в этом пункте, и идеи и публичные заявления в официальных кругах и Германии и России подверглись изменению. Появилось стремление, в оппозицию Троцкому, показать, что его концепция российского октября 1917-го, так же как и немецкого октября 1923-го, была совсем ошибочна, и сомнительно, что объективные условия для революции в Германии в 1923 году, как утверждал толерантный Зиновьеву и находящийся в обостренных отношениях с Троцким Маслов, присутствовали в той же степени, как они имели место в России в октябре 1917-го. С этого времени начался пересмотр этой идеи в официальных кругах - левую легенду нужно было изменить. Я хочу привести здесь некоторые особенно наводящие на размышления утверждения, но ни в коем случае не единственные. Позвольте мне сперва напомнить некоторые высказывания товарища Бухарина об "Уроках Октября" в его статье в "Правде":
"Согласно концепции товарища Троцкого, здесь ошибка состоит в упущении "классического" момента. Любой ценой нужно было начать решительную борьбу, и победа была бы наша. Здесь товарищ Троцкий делает анализ, сходный с октябрем 1917-го в России во всех отношениях. Там и здесь нужно было принимать одни и те же средства. Здесь, под давлением Ленина, действие было решительным, и мы победили. Без давления Ленина такой решительности не было бы, и следовательно подходящий момент был бы упущен. Но в этот раз повлиявшей на Октябрьскую революцию в России силы для решительной борьбы не доставало. Такова, согласно Троцкому, схема германских событий.
Но здесь же, в оценке 1924 года, перед нами схематизированное и унылое царство серой абстракции. Товарищ Троцкий описывает, как была бы написана история, если бы большинство членов российского ЦК было противниками восстания; тогда можно было бы сказать, что наши силы были слишком слабы, что враг был ужасно силен, и т.д.
Все это только на первый взгляд убедительно; да, вероятно, что историю написали бы именно так, но это никоим образом не доказывает, что силы немецкой революции в октябре были оценены неверно. Прежде всего, ошибочно, что это был "классический" момент. Социал-демократия оказалась гораздо сильнее, чем мы думали. Аналогия с русским октябрем здесь едва ли вообще уместна. В Германии на стороне революции не было никаких вооруженных солдат. Мы не могли выдвинуть требование о "мире". Не было никакого крестьянского аграрного движения. Не было другой партии, подобной нашей. Хотя все это игнорировали, социал-демократия не пережила ее время, так что эти конкретные факты нужно было опровергнуть. Во время решающих событий ИККИ высказывался за октябрьскую линию (выделено Бухариным). Теперь, когда и объективные условия, и правое руководство не сработали, отказ "был более чем необходим". Товарищ Троцкий, который поддерживал как раз это крыло правых оппортунистов, имевшее тенденцию капитулировать, и неоднократно боролся с левыми, предлагает "глубокий" теоретический анализ их концепций и тем наносит удар по ведущим кругам КИ.
Но совершенно недопустимо упорствовать в ошибках, подобных тем, за которые все еще цепляется сегодня товарищ Троцкий. Один из уроков (реальных уроков) немецкого октября - то, что любой подъем предполагает прежде всего огромное участие масс. Но такая работа была очень запущена. Например во время восстания в Гамбурге не было никаких советов рабочих, и наша партийная организация была неспособна вовлечь борьбу десятки тысяч забастовщиков. Советов в Германии не было нигде. Согласно концепции товарища Троцкого, было бы правильно, если бы советы были "заменены" фабричными комитетами. В действительности, фабричные комитеты не могут заменить их, поскольку они не могут объединить весь класс, включая самых отсталых и самых индифферентных, как это делают в критические моменты классовой борьбы советы".
Вот что Бухарин писал против Троцкого в 1925 году, и, хорошо заметим, что это был тот самый Бухарин, который вместе с большинством Политбюро и большинством российского ЦК вел в то время борьбу против Троцкого. Затем в дебаты по пересмотру октябрьской легенды вмешался Куусинен, представлявший секретариат Коминтерна, следом Крупская, жена Ленина, и, наконец, Сталин. В статье, нападающей на Троцкого, Куусинен сказал: "Здесь нужно добавить, что не зависимо от того, были ли такие моменты, или их не существовало, не только Троцкий, но и Маслов, и другие товарищи, игнорировали возможную армию миллионов на стороне революции".
Нападая на Троцкого, Крупская говорила:
"Товарищ Троцкий желает, чтобы Октябрь изучали. Но он желает, чтобы изучали роль индивидуумов и мнения в Центральном комитете. Но исследовать нужно не это, а международную ситуацию, ситуацию октябрьских дней, а так же соотношение классовых силв то время. Троцкий пропускает этот вопрос. Так он недооценивает роль крестьянства. Октябрьский период должен быть изучен помимо партийной жизни. Троцкий много пишет о партии,однако он смешивает партию с ее генеральным штабом. Отдельно от партии партийное руководство победить не могло бы.
Товарищ Троцкий или не понимает роль партии вообще, или значение единства в партии. Для него партия то же самое, что ее генеральный штаб. Сегодня товарищ Троцкий также думает, что большевизация состоит в выборе соответствующего генерального штаба. Такое упрощенно административное представление неправильно. Более правильно оценивать роль и значение масс, как это делали большевики в октябре. Троцкий забывает этот аспект вопроса.
При оценке германских событий товарищ Троцкий недооценивает пассивность масс".
Здесь товарищ Крупская также подчеркивает, что необходимо исследовать и установить объективные обстоятельства и отношения классовых сил в октябре 1923 года, а не субъективные факторы, подчеркиваемые Троцким. Наконец, я хочу указать на некоторые замечания Сталина, которые, если не непосредственно, то, во всяком случае, близко с этим связаны, сделанные им товарищу Вильгельму Герцогу [Wilhelm Hertzog], который спросил его об условиях пролетарской революции в стране, подобной Германии. Сказанное тогда Сталиным проливает яркий свет на то, как следует правильно излагать вопрос, и на вопрос о том, каковы условия революции в Германии. Сталин сказал:
"Это обстоятельство - не единственное благоприятное условие немецкой революции. Чтобы произошла победа революции, коммунистическая партия должна представить абсолютное большинство рабочего класса, и она должна быть решающей силой в пределах рабочего класса. Социал-демократия должна быть безоговорочно разбита и сметена,сведена к незначительному меньшинству рабочего класса. Без этого диктатура пролетариата невозможна. Чтобы победить, в рабочих нужно вдохнуть решимость, и массы рабочего класса должны возглавлятьсяпартией, которая обладает их бесспорным доверием. Когда в пределах рабочего класса существуют две конкурирующие партии равной силы, тогда даже при необычно благоприятных условиях постоянная твердая победа невозможна. Ленин, особенно в период перед Октябрьской революцией, настаивал на этом приоритете как самом существенном предварительном условии для победы пролетариата".
Сталин говорит здесь, что длительная твердая победа коммунистической партии и пролетарской революции возможна только тогда, когда социал-демократическая партия уже уменьшена до незначительного меньшинства, и большая массарабочих сплоченно следует за коммунистическим руководством. Если задать вопрос, была ли социал-демократическая партия уменьшена до незначительного меньшинства в 1923 году, то отвечать придется отрицательно. Это был абсолютно не тот случай.
С пересмотром левой октябрьской легенды, процесс был начат, но не закончен, и поэтому нам следует обратиться непосредственно к вопросам, изложеннымтоварищем Крупской: вопросу об объективных классовых силах, каковы были соотношения сил и влияния КПГ и СДПГ, и какие реальные факторы повлияли на события.
6. КЛАССОВЫЕ СИЛЫ В РОССИИ В 1917 г. В СРАВНЕНИИ С ГЕРМАНИЕЙ В 1923 г.
Прежде всего, мы должны исследовать контуры вопроса о том, сравнима ли объективная ситуация в Германии 1923 года и в России 1917 года, насколько сложились условия для революции. Если главные составляющие ситуации в России 1917 года сопоставить с аналогичными в Германии 1923 года, то обнаружатся фундаментальные различия. Каковы были главные факторы, способствовавшие Октябрьской революции 1917 года?
Во-первых, военный вопрос. Огромная масса рабочих и крестьян хотела мира и окончания империалистической войны. Кроме большевиков, не было другой партии, готовой подписать мир, остановить империалистическую войну и разорвать союз с Антантой. Вскоре стало ясно, что большевики - единственные за мир. Это было для них огромным фактором роста. Миллионы ждали мира и поддержали большевиков, поскольку оказалось, что кроме них не было другой политической силы, желающей отстаивать это требование.
Во-вторых, вопрос земельной реформы. Крестьяне хотели получить помещичьи земли. В течение многих лет социал-революционеры обещали крестьянам землю. Но когда крестьяне, не дожидаясь Учредительного собрания, стали прогонять помещиков, захватывать землю и обрабатывать ее, все от них отвернулись. Керенский посылал военные экспедиции для возврата земли. Большевики единственные представляли точку зрения крестьян и, заявив правильность немедленного захвата земли, поддержали крестьян в их действиях. Крестьяне, составляющие подавляющее большинство русского народа, увидели, что их интересы здесь представляют большевики. Тогда это касалось и рабочих. В 1917 году Россия столкнулась с прекращением поставок продовольствия в города. Фабрики закрывались, чтобы попытаться подорвать власть рабочих советов. В связи с такой ситуацией, не по каким-то теоретическим соображениям, а по необходимости, среди российских рабочих распространились идеи о том, что хорошо бы вновь запустить фабрики и снабжать их сырьем. Развивалась идея "рабочего контроля над производством". Борьба вокруг этого логически развилась в идею, что фабрики у предпринимателей нужно конфисковать. Но требование конфискации капиталистических предпринимателей было выдвинуто только большевиками.
Обесцененные деньги. Германия, начало 20-х |
Национальный вопрос был еще одной движущей силой революции. Здесь также большевики были одиноки в представлении идеи полного национального самоопределения, включая отделение от великороссов. Все другие партии, предварительно поддерживавшие идею национального освобождения, когда подошло время для ее реализации и, например, финны захотели быть независимыми, отказались от нее. Только большевики были последовательны в этом вопросе. Не мало значило и то обстоятельство, что армия в России в то время состояла из призывников, в подавляющем большинстве крестьян и рабочих, которые хотели земли, помещичьей земли, и мира, и решающее большинство которых сплотилось вокруг большевиков. Итак, вопрос о власти пролетарской революции в России решался просто, так как решающие военные силы в Петрограде, Москве и других центрах перешли к большевикам.
Проблема вооружения рабочих, с которой мы столкнулись в 1923 году и с которой снова сталкиваемся сегодня, на самом деле вообще в 1917 году не существовала. Ключевые полки в Петрограде перешли к большевикам. Вооруженная борьба там была очень небольшой. В Москве она была более жесткой. В конечном итоге, факт, что ключевые военные силы, значительное большинство владевших оружием, поддерживали большевиков, подразумевал, что победа Октябрьской революции была очень легка. Ленин не уставал подчеркивать, насколько легкой была та победа. Он неоднократно подчеркивал, что революция триумфально шествовала по всей стране, что за несколько недель и месяцев она охватила все, как только значительное большинство народа ее поддержало. Это стало особенно очевидно, когда появилась организация и поддержка контрреволюционных сил со стороны иностранных держав.
Если мы подробно исследуем движущие силы немецкой революции 1923 года, то получим весьма отличную картину. Первый вопрос, военный, позволил большевикам проявить себя в 1917 году как партии мира - партии, на которую массы возложили надежды, что она даст им мир. Но что мы видим в 1923 году? Никакой кровавой войны, как в 1917-м, не было. Рурская война была лишь симуляцией войны. Великобритания и Франция были вооружены, но Германия ограничилась пассивным сопротивлением. Все же Рурская война угнетала население, которое от нее устало, и это сыграло существенную роль в развитии сил, которые были призваны положить конец этой борьбе. Но только это были не мы, а буржуазия, предвидевшая растущую опасность в продолжении этой борьбы и, после достижения понимания с французскими капиталистами, ее прекратившая. Далее, вопрос о международной ситуации в 1917 году по сравнению с 1923 годом. В России в 1917 году революционные силы могли развиваться, не будучи под контролем внешних сил - таких как германский империализм. Центральные державы видели, что большевистская революция помогает их целям. Антанта не могла вмешаться. В Германии в 1923 году ситуация была совсем другая. Прежде всего, и Великобритания, иСША в это время имели прямой и косвенный интерес в поддержке немецкой буржуазии против приближающейся революции. Великобритания хотела противопоставить Франции сильную буржуазную Германию. США были заинтересованы в ее поддержке, чтобы таким образом возвратить деньги, которые они там инвестировали. Более того, США боялись, что победоносная революция в Германии осенью 1923 года представит серьезную опасность для всего европейского буржуазного общества. Так что США и Великобритания вмешались, чтобы помочь немецкой буржуазии против пролетарской революции.
Позже я изложу более подробно факты, которые здесь важны. Самым важным экономическим двигателем революции была инфляция, обесценивание денег. Она создавала условия, все более и более раздражавшие население. Но в Германии этот экономический кризис был решен самой буржуазией и закончился вместе со стабилизацией валюты. Это привело к ослаблению революционных сил, расколов ряды рабочего класса на тех, кто хотел начать борьбу за власть и тех, кто хотел при помощи нескольких небольших корректировок облегчить существующую ситуацию и был склонен отказаться от борьбы за власть. В результате спада напряженности по поводу инфляции и Рурской войны рабочий класс был расколот, и коммунистическая партия не преуспела в получении большинства рабочего класса, как это сделали большевики в России в течение 1917 года.
Теперь вопрос о вооруженных силах. Здесь также совершенно очевидно отличие России 1917 года от Германии 1923 года. У нас в Германии не было всеобщей воинской повинности, и рейхсвер, не только по своим размерам, но и, прежде всего, по своему классовому составу был сложен совсем по-другому. В России подавляющая часть армии состояла из крестьян, тогда как рядовой состав рейхсвера состоял из социально отсталых элементов, а руководство - из отпетых реакционеров и контрреволюционеров. Никоим образом нельзя сказать, что рейхсвер отражал действительный классовый состав в стране. Рейхсвер - классовая армия в реакционном смысле. Как повел себя рейхсвер в 1923 году? Он остался непоколебим и полностью подконтролен своему командованию. Мы, правда, получали ряд сообщений о некоторых симптомах потери доверия, существовавших в рейхсвере, и даже сегодня многие товарищи все еще основывают свои предположения о том, что могло бы случиться, на этих сообщениях. Но позже мы узнали, что эти сообщения были преднамеренно пропущены к нам руководством рейхсвера, чтобы ввести нас в заблуждение.
Естественно, крестьянские массы здесь не играли численно ту же самую роль, какую они играли в России в 1917 году и все еще продолжают играть сегодня. Это было очень тесно связано с инфляцией и ее эффектом на крестьянство или его большую часть. Инфляция затронула крестьян таким образом, что большинство из них, благодаря ей, оказалось более обеспечено. Они использовали инфляцию, чтобы избавиться от своих долговых закладов, которые были ею уменьшены до смехотворно низких сумм. Вторым фактором, благоприятным для крестьян во время инфляции, было гораздо большее падение цен на промышленные изделия, чем на сельхозпродукты. Эти ножницы цен были выгодны крестьянам. Они никак не могли способствовать радикализации крестьянской массы в Германии в 1923 году. Она заволновалась в июле и августе, когда инфляция достигла такого масштаба, что прекратились поставки продовольствия в город, но снова стала вполне счастлива, как только была запущена валютная стабилизация.
Таким образом, если исследовать решающие события, продвигавшие революцию в России 1917-го и в Германии 1923-го, обнаружится полное различие двух ситуаций; ни один из решающих факторов, приведших в России к поддержке нас большинством населения, в Германии представлен не был....
Продолжение следует...